Сохраняя достоинство, я медленно сделал первый шаг. Пес посторонился, пропуская меня, и зацокал следом по настилу здоровенными, судя по звуку, когтями.
Стараясь на запутаться в многочисленных снастях стоячего и бегучего такелажа, я выбрался на шканцы.
Да, моим новым друзьям нельзя не позавидовать. Звуки скрипки, плывущие над палубой, мягкий свет плафонов на стойках тента, накрытый для позднего ужина стол, серебряные горлышки бутылок. Вина ниже, чем шампанское, здесь, очевидно, не пьют. Времяпрепровождение людей, для которых вопрос — когда сниматься с якоря и куда идти дальше, на Фиджи или в Новую Каледонию — едва ли не самый сложный во всем обозримом будущем…
Пес лег под трапом, считая свою задачу выполненной, положил голову на лапы, не спуская с меня, впрочем, выпуклых блестящих глаз.
Кашлянув, чтобы тактично привлечь внимание, я постучал согнутым пальцем по полированным перилам и поднялся чуть выше средней ступеньки. Изображая всем видом, что вот, мол, вы меня приглашали в гости, ну я и заглянул на огонек. Попросту, без церемоний. Извините, если вдруг не вовремя.
Новиков, повернувшись в кресле, смотрел на меня с явным интересом, пожалуй, одобрительным. Можно подумать, что я подтвердил его ожидания. Вот-вот и воскликнет, обращаясь к Ирине: «А я что говорил?!»
Но ничего он не воскликнул, а привстал, наклонил вежливо голову и сделал приглашающий жест в сторону третьего кресла, стоящего чуть в стороне, у леерного ограждения.
Понять можно двояко, но я предпочел более решительный вариант. Взял кресло и поставил его к торцу стола, между Новиковым и Ириной.
Она, взмахнув длинными ресницами, перевела взгляд с него на меня, и губы ее дрогнули намеком на улыбку. И я окончательно успокоился.
Взял наполненный для меня бокал. Полусухое «Абрау-Дюрсо» смыло с губ жгучий вкус океанской соли.
— Вплавь? — сочувственно спросил Андрей. — Долго добирались?
— Часа полтора… С того берега, — я показал рукой.
— Нормально. Если рекордов не ставить. Видишь, Ирок, я не ошибся… — (Ну вот, хоть и с запозданием, а сказано!) — Игорь все же принял наше приглашение. Похоже, дела у него не очень. Настолько, что даже катер взять не потрудился. Некогда было? Или не на что?
— Скорее первое… И вас засвечивать не хотел, — я вновь почувствовал себя с Новиковым легко, как со старым приятелем. И спокойно, как раньше бывало в обществе командора Маркина. В том смысле, что и с тем и с другим можно расслабиться, сбросить с себя груз ответственности за принятие жизненно важных решений.
— И следует понимать, что во всем Западном полушарии помочь, кроме нас, оказалось абсолютно некому?
— Тоже недалеко от истины. Не могу не отдать должного вашей проницательности.
— Чего уж там, — простодушно улыбнулся Андрей. — Специальность у меня такая…
— Профессиональный защитник всех гонимых и обиженных, — в тон ему продолжила Ирина.
И опять мне захотелось излить душу, и немалого труда стоило удержаться хотя бы для того, чтобы «сохранить лицо». Никто не любит слабаков, даже если рады им помочь.
Новиков уловил мое настроение.
— Ну, что у вас за это время случилось? И чем сейчас могу быть полезен?
В нескольких фразах я обрисовал им ситуацию после нашего расставания. Ирина слушала меня с явным сочувствием, возможно, представив себя в положении Аллы. Новиков же рассеянно курил свою трубку, подливал шампанское, в нужных, на его взгляд, местах ободряюще кивал.
— Так. Понятно. Только вот беда, среди местной полиции или мафии у меня приятелей не имеется, собственных боевых отрядов тем более.
— Знаете, может, я лучше пойду? — сказал я, почувствовав себя ужасно глупо. — Извините, что нарушил ваше уединение…
— А вот это зря. Нельзя быть таким… обидчивым. Если уж начали… Не помню, кто сказал: «Бей в барабан и не бойся».
— Гейне, — подсказала Ирина.
— Точно, — согласился Андрей. — Но ведь какие-то соображения у тебя все-таки были, пока ты плыл сюда через ночь и туман? Вот и давай… — внезапно перешел он на «ты», и я принял это как совершенно естественный с его стороны шаг. Но и тут он оказался на высоте — поднял бокал и продолжил: — Давай на брудершафт, не люблю я этих церемоний…
— Да я и не собирался… обижаться. Тебе показалось. И просьба у меня вполне скромная. Во-первых — до утра воспользоваться вашим гостеприимством…
— А я вроде и не предлагал сразу после ужина за борт прыгать. Дальше…
— А дальше… По известным тебе причинам я не могу распоряжаться своими московскими счетами, а здесь у меня денег почти нет, да и появляться в людных местах… не стоит.
— То есть — нужны наличные?
— Именно. Но не только… Вот мои документы… Как только все кончится — рассчитаюсь. С любыми процентами…
Новиков повертел в руках мою корреспондентскую карточку, посмотрел на голографию, на меня, протянул Ирине.
— Ну допустим. Сочтемся. Сколько?
Сначала я хотел попросить две, но в последний момент подумал, что вернуть долг могу и не суметь, и сказал — «тысячу». И тут же предупредил насчет возможной моей «неаккуратности».
— Ну, это не сумма… — при этих словах Ирина неизвестно чему улыбнулась.
— Что можно сделать с тысячей? Возьми хотя бы десять… А касательно прочего… «И отпусти нам долги наши, яко же и мы прощаем должникам нашим…»
Тут уже я опешил. Такая щедрость по отношению к совершенно незнакомому человеку… Странно как-то.
— Сам ты странный, Игорь, — ответил он на мои возражения. — У тебя похитили любимую женщину, есть шанс ее спасти, а ты о ерунде. Словно на серьезное дело идешь, тебе автомат с полным магазином предлагают, а ты скромничаешь: «Да ладно, да мне бы пару патрончиков…» Смешно. А если б я изъявил желание лично поучаствовать с определенным риском для меня, но с солидным шансом на успех, ты б тоже стал девочку изображать?
— Андрей… — тихо сказала Ирина.
— Ну что — Андрей? Впрочем, пардон. Я имел в виду, что нечего теперь по волосам-то плакать… Да, не та нынче пошла молодежь…
А сам старше меня, ну, лет на пять максимум, а может, и вообще мой ровесник, если сделать поправку на загар, обветренность и умудренный взгляд. И в то же время он чем-то неуловимо напоминал мне того стодвадцатилетнего московского архитектора.
Зато яхте его сто лет точно. Теперь, вблизи, это сомнения не вызывает. Настоящая вещь, не новодел. По нынешним временам тут одного дерева на миллион…
— А вот о личной помощи я как раз и хотел попросить…
…Туман постепенно сгустился настолько, что продолжать беседу на мостике показалось неприятно. Мы спустились вниз, в небольшой, с низковатым подволоком, но удобно и рационально оформленный салон, или, как Андрей назвал его, кают-компанию. Там на самом деле было все, что подразумевало название. Застеленный пушистым ковром паркет, глубокие кожаные кресла, из которых не выпадешь даже при сильной качке, обеденный стол с решетками для посуды, стойка бара, заполненная всем, что за века изобрела неукротимая фантазия пьяниц и их алчных потворщиков — самые неожиданные формы и цвета бутылок, штофов, фляжек, шкаликов и мерзавчиков, радуга этикеток, геральдических зверей и птиц, золотых и серебряных лент, восковых и сургучных печатей, эти произведения искусства можно созерцать часами так же, как и писанные маслом картины старых мастеров, коллекционные ружья, винтовки и автоматы в застекленных шкафах, и множество книг, и настоящий кабинетный рояль «Стейнвей», на котором чуть позже Ирина исполнила несколько пьес Чайковского…
Мне показалось, что Андрей до сих пор наслаждается самим фактом обладания и своей яхтой, и ее прекрасной хозяйкой, и всем, что я уже назвал раньше. Словно невзначай он задерживался перед книжными стеллажами, касался пальцем стволов оружия… Стоящий у двери кормового балкона со смутной улыбкой на губах, он выглядел безмятежно счастливым человеком, воплотившим в жизнь идею древнего восточного хана, написавшего на своем перстне: «Да текут дни по желанию моему».
Не скрою, меня это задело. Очень тяжело, когда от тревоги и тоски ноет сердце, выносить чужое благополучие, тем более — так мало скрываемое.
Подавляя столь недостойное чувство, я рассказал им о своих приключениях на Крюгере, потом как-то незаметно перешел к подробностям непростых отношений с Аллой, и это неожиданно заинтересовало Ирину, причем настолько, что Новиков несколько раз оставлял нас вдвоем, то ссылаясь на необходимость проверить положение якоря, то принести нечто свежее и горячее с камбуза, а то и просто так.
Эта ночь осталась у меня в памяти как одна из самых неожиданных и приятных за последние годы, невзирая на все сопутствующие обстоятельства, а Ирина была столь внимательна ко мне и тактична, что ушел я в отведенную мне каюту только из чувства приличия. Почти влюбленный в нее, пусть и в совсем другом смысле.